Милый, давай поженимся - Страница 39

Либби и Микки вместе — очередной сюрприз. Этот, правда, хороший. Теперь можно спокойно общаться с Либби, которая, слава богу, не обиделась на всю оставшуюся жизнь. Зато обиделся Микки.

Я ведь, и правда, про него забыл, подумал Фокси. Если бы Микки знал истинную причину моей забывчивости, тогда, возможно, не так сердился бы на меня…

Спускаясь вниз, Фокси столкнулся с Ди, которая только что встала. Она до поздней ночи разговаривала с Агнесс.

— Привет, Фокси… — зевая, поздоровалась она. — Кто-то уже уходит, а кто-то спит на ходу… Как вы живете с моей, дочерью, Фокси? Она же просто сумасшедшая девчонка… Представляете, Агнесс обязала меня появляться на улице в платке и темных очках… Видите ли, она не хочет, чтобы о ее матери писали в газетах… Я не говорю обо всем остальном… Вы не думали сводить ее к психоаналитику, Фокси?

— Хорошая идея, — мрачно кивнул Фокси. — Только… вы же знаете свою дочь. Она упряма, как баран. Скажет, что не больна, что она права, а мы с вами не правы. Ну и все такое…

— К сожалению, это так, — признала Ди. — Да вы бегите, не обращайте внимания на старую кошелку, которой приспичило поболтать. А насчет Агнесс… Я подумаю, как переубедить ее…

— Спасибо, Ди. Вы — чудо! — Фокси чмокнул тещу в щеку и понесся на встречу, уже зная, что опоздает.

Встреча с Бонсом была короткой, но продуктивной. За пятнадцать минут их общения Фокси узнал многое, о чем и не подозревал раньше.

Во-первых, Агнесс Корнуэлл переехала в Дувервилль из Англии, графства Йоркшир, где у ее ныне покойного отца, известного в прошлом политика, имелся чуть ли не родовой замок. О цели ее приезда Бонс не имел ни малейшего представления, однако сообщил Фокси, что Диана Корнуэлл и ее дочь приезжали из Йоркшира в Дувервилль много лет назад и навещали какую-то семью. Какую именно, Бонс опять же не знал.

Луиза Малькольм оказалась еще той темной лошадкой. В свое время эта дамочка, бедная, как церковный служка, умудрилась выскочить за господина, как ей тогда казалось, весьма обеспеченного и, что было чистейшей правдой, весьма немолодого. Но, отойдя в мир иной, Луизе мистер Малькольм оставил весьма небольшую сумму денег, а сыну — коллекцию картин, которую тот за свою недолгую жизнь успел приумножить. Бонс также сообщил Фокси крайне интересную информацию: Луиза Малькольм не продавала никаких картин. Обе коллекции стоят безумных денег, но самой дорогой и самой ценной считается коллекция Малькольма-старшего. Теоретически после трехлетнего отсутствия Малькольма-младше го Луиза могла бы унаследовать обе коллекции, но Ричард Малькольм был женат. В этом-то и заключалась загвоздка. Агнесс Корнуэлл не претендовала на картины, но и продать их Луиза не могла. Миллионы долларов лежали в ее доме мертвым грузом, а Луизе, сжимающей от злости худенькие кулачки, только и оставалось, что смотреть на эти миллионы и желать Агнесс Корнуэлл чего-то вроде электрического стула…

Теперь Фокси понял, почему старая грымза так противилась браку Ричарда и не начала поиски сына сразу после исчезновения. Луиза Малькольм выжидала, когда пройдет три года и Ричарда признают юридически недееспособным…

Что до Конрада Бердберри, то у него были очень тяжелые отношения с родителями. Отец его был достаточно обеспеченным человеком, но сыну помогать не стремился, презирал его и считал полным неудачником. Мать же, боясь деспотичного мужа, во всем ему потакала. Именно по этой причине Конрад и стал писателем — чтобы доказать отцу, что он хоть чего-то стоит. Больших денег это ему не принесло, зато их принес выгодный брак с Агнесс, на которой он, скорее всего, женился по расчету…

Фокси всегда ценил умение Бонса говорить емко и кратко. За эти десять минут Фокси узнал так много, как не узнал за все время общения с Луизой Малькольм.

А Агнесс все-таки права — я ужасно наивный, размышлял Фокси, по привычке ныряя в подземку. Подумать, что Луиза Малькольм — горюющая мать… А я еще умудрился почувствовать свою вину перед этой женщиной. Вот гадская плесень!

Народу в «Синей сове» было, как обычно, немного: только постоянные клиенты. Фокси сразу заприметил аккуратно причесанную головку Либби и профиль Микки, который что-то шептал на ушко своей разлюбезной. Фокси чувствовал себя «немножко сволочью» — если бы он знал тогда, что Либби нравится его другу, никогда бы не потащил ее в постель. Конечно, дело было прошлое, но Фокси не терпелось извиниться за свое поведение, если не перед Микки, то перед Либби.

— Здорово старина! Привет, лапуля! — поздоровался Фокси.

Микки поднялся из-за стола, и они хлопнули друг друга по спине. Это было чем-то вроде обязательного ритуала после долгого расставания.

— Вот, значит, ты как… — обиженно надулся Микки, когда Фокси уселся за столик. — Женился на богатенькой и совсем забыл старых друзей…

Фокси, в этот момент приветливо машущий рукой Дину, чуть не свалился со стула.

— Ты что несешь, старина? Скажи спасибо, что рядом с тобой девушка, а то бы я тебе сейчас показал, кто тебя забыл…

— А как прикажешь понимать твое исчезновение? Ты даже в «Синюю сову» заглядывать перестал…

— Тьфу ты, гадская плесень… — покачал головой Фокси. — Мы с тобой дружим с колледжа, а ты будто первый раз меня видишь… Иди-ка, закажи нам что-нибудь, а я шепну пару слов твоей симпатичной девчонке, — подмигнул он Либби.

Микки издал звук — что-то среднее между ревом раненной касатки и воем койота — и угрожающе зашипел на Фокси:

— Лучше бы ты шептал своей жене…

— Да успокойся ты, — засмеялся Фокси. — Ничего такого я ей шептать не буду.